Кружево памяти
(продолжение-3)
Первое время, когда отец вернулся в Кушку из Башкирии с молодой женой, жизнь еще продолжалась по образцу холостяцкой: обед брали из воинской столовой, ужинали, чаще всего, лузгая семечки, мешок которых привезли с собой, спали на узкой железной кровати.
Кушке в то время, когда там жили мои родители, еще сохраняла свой крепостной антураж: массивные куртины с бойницами, мощные башни массивных ворот, бастионы и контрфорсы (подпорные столбы для увеличения прочности стен), огромные казармы, каждая на батальон, сложенные из толстых каменных блоков. Это был самый южный гарнизон царской России, а позже – и СССР. Свидетельство этому — 14-ти метровый крест, установленный на самой высокой сопке в честь трехсотлетия царствующего дома Романовых. Тогда такие же кресты воздвигли на всех крайних точках Российской империи.
Внутри памятника расположена небольшая часовня, а на лицевой стороне креста, обращенной к Афганистану, укреплен кованый меч, острием клинка попирающий исламский полумесяц. В 1885 году на реке Кушка состоялось сражение российских и афганских сил («бой при Таш-Кепри» или «бой генерала Комарова»), определившее разграничение территории между Туркменией, вошедшей в состав Российской империи, и Афганистаном. На этом Россия остановилась в своем движении на юг. В глобальном масштабе это означало разграничение «сфер влияния» между Россией и другой могущественной империей – Британской, двигавшейся навстречу русским из Индии.
Для охраны российских позиций на юге была выстроена в конце XIX века (1893 – 1900 г.г.) Кушка как крепостное укрепление. Сейчас легендарное название Кушка заменено на Серхетабат (Серхед — плоскогорье на юго-востоке Ирана), а самая южная точка России находится на границе с Азербайджаном, юго-западнее горы Базардюзю, 41°11′ северной широты. Кушкинский крест, единственный из 4-х крестов, установленных в крайних точках царской России, сохранился до наших дней.
Климатические условия (жара до 50-ти градусов, изнурительные ветер – «афганец») во все времена делали службу в Кушке тяжелым занятием.
Колышется воздух от зноя,
Казармы, дороги в пыли,
И крест над высокой скалою
Угрюмо чернеет вдали.
Как будто погибло живое
От этой проклятой жары —
Лишь рельсы стальною змеею
Ползут по пустыне в Мары…
Это стихи военного обозревателя Марка Штейнберга, который как и мой отец тоже служил в Кушке, только позже. Армейские пословицы «Меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют»*, «Есть в Союзе три дыры – Карши, Кушка и Мары» говорят о крайней непривлекательности службы в этих местах во все времена.
* После ввода войск в Афганистан возникло ее продолжение: «А теперь меня надули — оказался я в Кабуле». А первоначальный текст принадлежит М.Ю. Лермонтову.
Но родители были молоды, подвижны, тяготели к природе. Есть фотография мамы того времени: она стоит на берегу реки Кушки с ружьем за плечами. У ног сидит пес – Кушташ. Это первая собака моих родителей. А сколько их было потом! Собаки жили с нами всегда. Последняя ушла из жизни одновременно со своим хозяином. Но об этом позже.
А пока… Приближался срок рождения ребенка, надо было обустраиваться. Дочь -Римма — родилась 1 июня 1932 года в санчасти полка. Есть фотография, сделанная сразу после родов, и изображающая молодых родителей, разместившихся оба на казенной кровати (мама лежит, отец сидит) в палате. Эта же кровать была и ложем роженицы.
Не знаю, прибавляет ли счастья существующая сейчас и дорого стоящая возможность выбирать для родов зал с розовым интерьером (если ждут девочку) или с голубым (для мальчика, соответственно). По-моему, счастливее, чем мои мама с папкой (так мы называли отца) на этой фотографии, быть уже невозможно!
* * *
В Ашхабаде семья, тогда уже состоящая из мамы, папы, Риммы и бабушки, сначала жила при госпитале. Вообще, первой из Башкирии в Туркмению (сначала в Кушку) переехала сестра мамы — Татьяна. Она во всем подражала Зинаиде, хотя и была старше. Здесь Татьяну познакомили с холостым машинистом паровоза Александром Ромашевым. Александр был родом из Ашхабада, водил паровозы в Кушку и по другим местным направлениям. Он и Татьяна внешне очень подходили друг другу – оба выше среднего роста и оба «худющие», как характеризовала их мама. Знакомство было для Татьяны лестным — железнодорожники пользовались здесь особым уважением во все времена.*
* Моим современникам достаточно сравнить барачную постройку Дома офицеров в Ашхабаде и величественное (для того времени) здание Дома железнодорожников
В Ашхабад из Кушки уезжали уже 2 семьи – Масловцов и Ромашевых. В обеих семьях подрастали девочки. Аделина Ромашева родилась в 1934 году. Сохранилась фотография, сделанная в фотоателье, на которой Римма стоит, положив руку на плечо Адочки. На Римме платье с большим кружевным воротником. Этот воротник и сейчас хранится у меня в коробке с другими кружевами. Время никак на нем не отразилось. Когда внучка Анечка подрастет, сошью ей наряд с этим воротником.
«Старый мотив железных дорог»
Немного сведений из истории: железнодорожное сообщение появилось в Туркмении с конца XIX -го века. Ашхабад (тогда он назывался Асхабад) находился на перекрестке путей, давно уже проторенных торговыми караванами. Древние торговые пути вели на юг в Персию (Иран), Афганистан, на север в Хиву, на восток в Бухару. Путь с Запада проходил через Каспий*. Железная дорога снова сделал Ашхабад перекрестком главных направлений. Одно из них, на Чарджоу (первоначальное название города — Амуль, а сейчас, сменив несколько названий, в том числе Ленинск, город именуется Туркменабадом) своим происхождением обязано знаменитому шелковому пути, проложенному из Китая через Среднюю Азию в Средиземноморье.
 |
| Кушка и "царский" крест в самой южной точке Российской империи |
* «Издавна россияне и татары ездили из Астрахани компаниями на малых судах и там имели торги с трухменцами или туркоманами» (из статьи Ф.И. Соймонова – ученого, моряка,географа,сподвижника Петра I, сделавшего описание Каспийского моря — «Изъяснение о способах к произведению российской коммерции из Оренбурга с Бухарскою, а из оной и с Индейскими областьми»,1763 год).
Дорога на Кушку представляла направление на Афганистан. В 1900 году к Кушке была подведена железнодорожная ветка от станции Мары - «Мургабская ветвь» (Мерв-Кушка)*
* Много позже (1982 г.) она была продолжена до афганского города Торгунди.
Железная дорога, как в древности торговые пути, связывала два континента – Азию и Европу. Недаром в первоначальном проекте герба Асхабада предполагалось на щите под царской короной изобразить верблюжий караван и железнодорожный поезд как символы «отличительной черты и главного характера жизнедеятельности города». . Железнодорожный вокзал, расположенный в центре города, был символом всего далекого и захватывающего воображение.
Строить железнодорожные пути через пустыню нелегко: пески имеют особенность двигаться. Для закрепления песков стали делать посадки тамариска* и саксаула.
*«При малейшем ветре гребни барханов начинали куриться, при более же сильном ветре контур местности моментально изменялся. Там, где был песчаный холм, образовывалась выемка, а на месте выемки нарастал бугор. Бывало, не успевали сделать полотно, как его тотчас же разрушало: выемку заносило, а насыпь выдувало» («Россия и Туркмения в XIX веке», из комментария к приказу по Туркестанской железнодорожной бригаде, Асхабад, 1909 год).
У меня на даче остался горшок, в котором одно лето рос куст тамариска. Зиму он, естественно, не пережил. Но очень хотелось иметь в своей коллекции растение, известное с библейских времен. На этом кустарнике поселяются колонии тлей. Их выделения образуют белое сладкое вещество. Затвердев, оно опадает с веток. Это и была та «манна», которую упоминает Библия. Именно ее с ветвей тамариска собирали в пустынях Палестины.
Бороться и искать
В Ашхабаде мама продолжила работу по специальности, начатую в Башкирии. Согласно трудовому списку (были такие. А трудовые книжки введены постановлением Совнаркома только с 1939 года) ее трудовой стаж в 1936 году составлял шесть с половиной лет. Она была принята на работу учительницей начальных классов в ашхабадскую школу № 6. Эта русская школа (т.е. обучение велось на русском языке; были и туркменские школы) считалась лучшей в городе. Впоследствии я училась в этой школе с 5-го по 10-й классы. Алина тоже закончила эту школу.
Семье, где оба родителя работали, нужна была помощь по дому. Бабушка, или как мы ее называли мама, вплоть до 1963 года жила в нашей семье. В 1963 году она уехала погостить к старшей дочери в Туймазу бабушка. Обратно она уже не вернулась — буквально в первые месяцы гостевания простудилась в банный день и умерла от воспаления легких. От бабушки осталась швейная машинка «Зингер». Приезжая в Ашхабад, я шила на ней и джинсу, и тонкий батист – натяжение строчки была одинаково правильным. Не то что у современных машин, склонных чуть- что к образованию петель. Если на ней постоянно шить, она и сейчас была бы в ходу – вечный агрегат, как оказалось. Сейчас эта машинка используется у нас на даче как элемент дизайна.
А тогда, в первые годы жизни в Ашхабаде, бабушка строчила на ней простыни с подзором из шитья и готовила пеленки – в семье ждали 2-го ребенка. (Кстати, остатки шитья тоже сохранились.) Вольная жизнь Риммы заканчивалась. К этому времени семья уже переехала на Пушкинскую улицу в один из глинобитных домов, объединенных общим двором. Кто видел телесериал «На солнечной стороне улицы», может себе представить, как выглядит типичный азиатский двор: скамейки или топчаны, если позволяет место, столы под навесами из виноградных лоз, печки или мангалы*. «Командовала» мангалкой бабушка.
* В книге, по которой поставлен сериал, Дина Рубина подробно описывает устройство «мангалки» — так мы ее называли. Отсылаю вас к этой книге – настоящему гимну Ташкенту. Писать эти строки меня также вдохновила эта книга. И еще – знакомство с Галиной Гукасьян, которая к своим 100 с лишним трудам по специальности прибавила рукопись воспоминаний.
Родители работали; Римму ожидала судьба няньки. А двор манил своей свободой, играть было интереснее с мальчишками. Коротко стриженная, с набыченным хмурым взглядом – такой она запечатлена на фотографии той поры.
В путь, друзья,
Еще не поздно новый мир искать.
Садитесь и отталкивайтесь смело
От волн бушующих; цель — на закат
И далее, туда, где тонут звезды
На западе, покуда не умру.
Быть может, нас течения утопят;
Быть может, доплывём до Островов
Счастливых, где вновь встретим Ахиллеса.
Уходит многое, но многое пребудет;
Хоть нет у нас той силы, что играла
В былые дни и небом и землею,
Собой остались мы; сердца героев
Изношенны годами и судьбой,
Но воля непреклонно нас зовет
Бороться и искать, найти и не сдаваться.
Последняя строчка этого отрывка поэмы Альфреда Теннисона была заглавной в первой записной книжке* Риммы. Она с детства интересовалась путешествиями, историей, археологией. Может, этому способствовал тот факт, что двор соседствовал с краеведческим музеем, вернее с запущенной частью сада этого музея. Попадали мы туда через дырку в заборе. Смутно помню (уехали оттуда, когда мне было 3 года) сумрак от густой зелени. А сквозь стволы финиковых (да, да!) пальм просвечивала красивая кирпичная кладка и мозаика на стенах здания. Ближе не подходили – гоняли сторожа. Много позже я прочитала про этот музей, что он был создан в 1925 году и назывался «Туркменский государственный музей краеведения». Помимо исторического, здесь был также отдел изобразительного искусства, представляющий декоративно-прикладные изделия, графику и живопись.
* В последующих книжках эпиграфами были: «»Еще одну реку, переплывем еще одну реку» Д. Голсуорси; «Я лечу, я спешу по темной дороге» А. Грин и в последней: «Слепая ласточка в чертог теней вернется…» О Мандельштам.
 |
| Горка. Ашхабад, 1980-е гг. |
Совсем рядом была настоящая, не музейная древность. В свое время мы, я и сестра Алина, провели немало времени на находящейся недалеко от дома, в самом центре города, земляной насыпи, которую называли «Горкой»*. На самом деле это был памятник античности, там даже была табличка «охраняется государством». Когда-то это был большой курган, но со временем только одна сторона осталась пологой, а другая была довольно крутой. Одно время там был ресторан, который так и назывался «Горка». В то время еще раскопки на этом кургане не велись. Когда раскопали (уже в 50-е годы 20-го века), то выяснилось, что на этом месте существовало поселение, начиная с античности и до позднего средневековья. А для нас это было самое любимое место для игры в «казаки-разбойники».
*В годы правления Туркмен-Баши («отца туркмен») этот археологический памятник, свидетель величия Парфянского царства (столица – городище Ниса, расположенное в 18 км от Ашхабада), видевший легионы Александра Македонского и Марка Красса, был сметен бульдозерами.
У Галины Гукасьян мерой оценки длины жизни выбрано количество мест работы (есть еще вариант, о котором она пишет, — подсчитывать прожитые годы по количеству зимних пальто, сношенных в течение жизни). Предлагаю свою оценку – по количеству записных книжек. У Риммы за период сознательной жизни их было четыре, в среднем одна книжка за 10 лет. Умерла она в 1995 году в возрасте 63-х лет в больнице Академии Наук в Ленинграде, куда ее, работающую в БАН (библиотеке Академии Наук) с большим трудом смогли поместить только уже в последние дни болезни (проклятые 90-е!). Я держалась за руку в тот момент, когда закончилась, с последней гримасой, исказившей ее лицо, жизнь моей сестры.
Артефакт № 1
Переезд из помещения при госпитале на Пушкинскую улицу был связан с демобилизацией отца. Продолжалась его карьера по партийной линии. Теперь он уже заведующий домом партпроса (партийного просвещения) при Горкоме КПТ. Мама тоже перешла работать в другую школу, № 15, т.к. в прежней школе произошло сокращение классов.
Интересно – рассказываю сейчас про жизнь родителей в Ашхабаде, но некоторые артефакты, как сейчас назвали бы, возвращают меня снова к Кушке. Таким артефактом стал монументальный рельеф, появившийся в 1974 году на фасаде здания партпроса. Потом в этом здании был дом политпросвещения, еще позже — партархив и затем университет Марксизма-Ленинизма. Директором этого университета был в то время мой отец и оставался им до конца жизни. Барельефное изображение на всю стену представляет человеческие тела, исполненные мощной пластики и выражающие экспрессию. Расположены они на фоне гелей (орнаментов) национальных туркменских ковров. Выполнено все это в стиле, несвойственном соцреализму. Отец откровенно смеялся над украшением фасада здания, автор которого, так мне слышалось в его рассказах об этом рельефе, неизвестен. На самом деле он называл Эрнста Неизвестного, скульптора с мировым именем.
 |
Мухаммедназар Гапуров |
Сам Неизвестный ставил работу в Ашхабаде в один ряд с аналогичными заказными работами, ставшими одной из причин его вынужденной миграции на Запад. Решение о создании рельефа было принято «на самом верху» — 1-м секретарем ЦК Туркмении (тогда им был М. Гапуров). Заказ на выполнение проекта Неизвестный получил от своего друга — главного архитектора Ашхабада (в те годы им был народный архитектор СССР А. Р. Ахмедов). Но Неизвестный столкнулся с сопротивлением так называемого «среднего звена». Вот его слова из одного интервью:
 |
| А.Р. Ахмедов |
«… как это саботировалось местным, как бы художественным фондом: не было стены, на которой должен был быть сделан рельеф, не было глины, не было рабочих, ничего не было, и только моя оголтелость и работоспособность, и то, что у меня был подготовлен свой штат людей, дали возможность выполнить эту работу в срок». И в другом разговоре: «Если я сделаю еще хоть одну работу, как в Ашхабаде, я просто умру». Так что имя автора барельефного украшения моему отцу было, конечно, известно. Как было бы ему интересно еще и узнать, что Эрнст Неизвестный был в 1943 году в Кушке!
Военные учебные заведения, которые создавались во время войны как кратковременные курсы для подготовки младших лейтенантов, в большинстве располагались в Среднеазиатских гарнизонах. Объясняется это тем, что погодные условия регионов, позволяли круглогодично, днем и ночью, проводить полевые занятия. Большинство курсантов не имели даже подготовки рядового бойца. Поэтому в такой короткий срок (6 месяцев) была втиснута еще и солдатская выучка. В Кушке функционировало Туркестанское стрелково-пулеметное училище (ТСПУ). Эрнст Неизвестный был курсантом именно этого училища. Позже Неизвестный говорил: «…на самой южной точке России стоит крест, на котором было написано черной краской (хотя все время смывали, но как-то восстанавливалось) —
 |
| Э. Неизвестный . Фото ИТАР-ТАСС |
«Здесь медленно умирал я душою и телом». О себе я не могу сказать, что я умирал душою, и особенно телом. Совершенно неожиданно мальчик (домашний мальчик, из Мандельштамовского и Пастернаковского духа, а мама моя была невестой Заболоцкого, поэтому она наизусть запоминала его стихи) оказался почему-то приспособленным к армейской службе. Я там не страдал, как страдают интеллигенты. Наоборот, я вписался, как лихой парень в курсантскую службу. И до сих пор, может это кровь предков, если верить в это, потому что все мои предки были солдатами, по линии папы. И вся семья, со стороны папы, были белогвардейцами и солдатами».
С достоинством переносил Неизвестный все тяготы военной учебы, которая могла быть осложнена по причине его национальности. Но сложилось так, что в 50-е годы гарнизон в Кушке отличался непропорционально большим количеством офицеров-евреев. Командовал кушкинской дивизией тоже еврей — генерал-майор Симон Давидович Кремер, Герой Советского Союза. «Видимо, собирали евреев в то жаркое местечко специально. Уж не затем ли, чтобы потом удобней было отправить в другую ссылку — полярную?» — таково предположение одного из офицеров, получившего после отличного окончания военного училища распределение в Кушку (явно несправедливое — сработал 5-й пункт).
Не поверите, но взводным у Неизвестного был Дима Сидур — тоже еврей и впоследствии известный советский скульптор! Это знакомство, а также величественный крест над крепостью, одно из первых скульптурно-архитектурных сооружений, врезавшееся в юношескую память Неизвестного — студента Ленинградского художественного училища в предвоенные годы — возможно, определили стезю будущего мастера. Во всяком случае, он говорил позже, что годы, проведенные в Туркмении, не прошли для него даром. Здесь он острее ощутил бесконечность жизни, благодаря отношению туркмен к смерти, как к высшему и бесконечному началу.
Я не настолько знакома с мировоззрением туркмен, чтобы оценивать слова Неизвестного. Вот бы сейчас поговорить на эту тему с отцом! Хотя «философические» рассуждения он не очень признавал и постоянно иронизировал над своим коллегой по Университету «евреем Сосонкиным» — преподавателем философии.
Добровольно-принудительно
Однако, возвращаюсь к переезду из Кушки в Ашхабад. Семья Ромашевых с момента переезда в Ашхабад поселилась в районе города, который находился за железнодорожными путями. Адрес характерный для тех мест: 1-й Тепловозный поселок, группа 3, дом 23. Помню «худющего» и хрипло говорящего дядю Сашу (мужа тети Тани), всегда встречающего нас в одних трусах. Помню, что принимались делать что-то вроде шашлыков, пили пиво. Вспоминали Башкирию, жалели Настю (Анастасию). Она осталась одна с дочкой Маргаритой. Муж у нее умер от туберкулеза. Теперь были опасения за здоровье Риточки. Уже возили ее «на кумыс».
У дяди Саши было много родственников, часто кто-то из них присоединялся к застолью. Но уже чувствовалось небольшое отчуждение между семьями сестер Татьяны и Зинаиды, как говорят, «на почве» социального расслоения. Шумливый, любящий выпить Александр, задирал отца, заводил споры. Паровозы он уже не водил, работал в железнодорожном депо. С отцом их соединяла, кроме родственных связей, общая страсть к охоте. И у того, и у другого был целый арсенал ружей, недосмотр за которыми стал причиной трагедии в семье Ромашевых. Но об этом – потом.
Татьяна была учительницей, как и мама. Но, мне казалось, свою работу не любила, говорила о ней с раздражением. Мама, напротив, с удовольствием работала, и вела активную общественную жизнь – всегда была профоргом. Дело это было не очень легким, так как в ее обязанности входило распространение подписки на прессу и облигации государственного займа среди работников школы. При этом нарушался главный принцип распространения — добровольность. Мама отчитывалась по этой деятельности перед директором школы. И хотя она всегда пользовалась расположением непосредственного начальства (как говорила моя мама, — безусловная кокетка, — она работала только в тех школах, где директором был мужчина, т.е. было на кого воздействовать своими чарами), было еще начальство повыше. Невыполнение плана не признавалось.
Кампания проходила со слезами и жалобами. Ничего не оставалось другого, как самим (директору и профоргу), приобретать большую часть, рассчитанных на всю школу, облигаций. Если учесть, что и отец как партийный работник облагался повышенным «оброком», облигаций в семье скопилось много. Я читала потом, что во время денежной реформы 1947 года происходил обмен облигаций из расчета за 3 рубля 1 рубль. Но разговоров об этом я не помню. Даже если это было, облигаций в семье было на очень большую сумму. Хранились они все в том же сундуке, в планшете отца, оставшемся со времен военной службы. (Сейчас у меня в этом планшете хранятся документы прошлых лет, на которые я ссылаюсь и которые цитирую.)
Со временем народ разуверился в возможность получить с государства долг. Кто-то хранил облигации, как в нашей семье, а кто-то … Римма рассказывала, как сама видела на Васильевском острове разносимые ветром от ближайшей помойки облигации. Так – выбрасывали как бесполезные бумажки – поступали многие. В начале 80-х годов заговорили о возможности постепенного (по годам займа) обналичивания облигаций. После смерти мамы (1986 год) мы разделили поровну облигации на троих. Скоро, действительно, облигации стали принимать.
Но вот в одну игру с государством мама играла добровольно, охотно и до конца своей жизни. Это – денежно-вещевая лотерея. Когда в 1956 году появились лотерейные билеты, я долго не могла поверить, что за 3 руб. можно выиграть вещь, стоящую гораздо больше. До меня, как говорится, «не доходило», что лотерея – это очень выгодное для государства мероприятие. Лотерея 1956 года была первой после войны и проводилась с целью сбора средств для проведения Всемирного фестиваля молодежи. Мой муж Володя был во время фестиваля в Москве, события этих дней произвели на него большое впечатление. До сих пор у нас хранится косыночка с символикой фестиваля – белые голуби и слово «мир», написанное на разных языках. В Интернете много воспоминаний людей о том, что происходило тогда на улицах Москвы. Володя рассказывал, как протягивали руки к открытым окнам автобуса, в котором ехали израильтяне. Многие хотели до них дотронуться.
Вот такие разные события из того времени, хотя они оказались связанными друг с другом, запомнились нам с мужем. А мама потом покупала билеты всех лотерей — появились книжные, художественные, спортивные; охотно соглашалась брать часть сдачи билетами. Билеты вкладывались в письма к нам, дарились на праздники. Было несколько выигрышей. Но крупных, кажется, среди них не было. Так что, фраза из фильма «Гений» — Я в азартные игры с государством не играю- это не про маму. Скорее, она могла быть героиней диалога из фильма «Москва слезам не верит» :
- Я вот всегда лотерейный билет покупаю!
- Ну и как, выиграла что-нибудь?
- А как же! Два раза по рублю!»
«Комсомол шан шохрады …»
Как я уже говорила, мама имела достаточный стаж учителя к моменту переезда в Ашхабад. Поэтому, с введением персональных званий для учителей (в 1936 году) мама получила Аттестат на звание учителя начальных школы. Стаж был необходимым условием получения звания. Видимо, мама получила звание одной из первых, потому что номер выданного ей документа всего лишь «10». Это довольно солидные «корочки», содержание которых представлено на двух языках – туркменском (на правой стороне) и русском (на левой). Графика туркменского алфавита тогда была представлена латиницей с включением дополнительных букв для обозначения звуков, присущих этому языку. Например, гласная буква c-звук «эа». Это типичная графема языков тюркского направления, к которому относится и туркменский язык. Также были включены буквы с диакритическими (надстрочными, подстрочными и т.п.) знаками. Они относятся к согласным буквам. Еще присутствовал мягкий знак. В соответствии с этим в мамином аттестате месяц выдачи документа — сентябрь — выглядит как sentjabr, а само звание учителя – «mektep mugallьkib adьna lajьkldьr». Смогли прочитать?
До 1929 года туркмены пользовались арабским алфавитом. Как это выглядит мне предоставилось увидеть на мамином Удостоверении личности, выданным ей в 1928 году в Уфе (Башкирия). Там тоже использовалась арабская графика для алфавита. Выглядит очень красиво!
А туркменскую письменность в 1933 году перевели на кириллицу. Интересно, что туркмены, живущие в дальнем зарубежье, так и пользуются письменностью на основе арабской графики.
В свое время я «покорила» своего будущего мужа Володю прочтением стихотворения на туркменском языке. Звучало это так:
«Комсомол шан шохрады
Йереды дуньё
Багт учин герешди ман
Бахрыман халкё»
Ну, в общем скорее экзотично, чем благозвучно. С детства помню легенду-анекдот о происхождении туркменского языка: «Аллах раздавал языки с Дерева языков, когда дошла очередь до туркмен, им достались корни, которые со скрежетом извлекались из земли». Помню, как звучала с телевизионного экрана речь Настасьи Филипповны в дублированном на туркменский язык фильме «Идиот». На жесткую экспансию в исполнении артистки Юлии Яковлевой накладывалась гортанность местного языка. И этот смех: «Ха-ха-ха»… Жутковато! Знаю, что подобные впечатления были и у слушателей оперы «Евгений Онегин», поставленной в Театре оперы и балета имени Махтумкули на туркменском языке.
Тема создания алфавитов для младописьменных (недавно получивших письменность) языков и выбор графической основы для них необычайно увлекательна. С образованием СССР много подобных задач пришлось решать лингвистам в 20-30-х годах XX века. В Туркмении с приобретением независимости снова вспомнили о латинской графике. С 2000-го года, опять-таки с подачи Туркмен-баши, осуществляется переход на нее. По впечатлениям из Интернета дается это жителям Туркменистана с трудом.
Возвращаюсь к упомянутому выше маминому удостоверению личности. После победы советской власти паспортная система была отменена. В 1918 году были введены обязательные трудовые книжки, с более чем выразительным лозунгом на обложке «Не трудящийся да не ест!», которые, так не называясь, фактически были паспортами. Кроме того в качестве документов, удостоверяющих личность, использовались также метрики и разные мандаты. Вот таким мандатом и было мамино удостоверение, выданное ей в связи с командировкой в фольклорную экспедицию. Настоящая паспортная система была введена в СССР в конце 1932 года. Так что известные со школьных времен «Стихи о советском паспорте» В. Маяковского, написанные в 1929 году, посвящены паспорту международному и не имеют отношения к паспортной системе, установленной в 1932 году.
Трудовые книжки настоящего образца появились, как я уже писала, в 1939 году. Существует версия, что их форма позаимствована у Германии. Но была добавлена обязательная запись о причине увольнения. Во многих странах нет такого понятия трудовая книжка, а если есть – то без этой записи.
У нас — я это вижу по процессу перманентного устройства на работу моего сына — трудовые книжки перестают играть роль при приеме на работу. Интересно, а как без них будет происходить начисление пенсии?
Продолжение следует
